В 1981 году под Владивостоком возвращавшаяся на базу подводная лодка С-178 столкнулась с советским судном «Рефрижератор-13». Подлодка получила огромную пробоину и затонула на глубине 34 м. Некоторые моряки погибли почти сразу, ряд офицеров, в том числе капитан Валерий Маранго, после столкновения оказались в воде и были спасены. Оставшиеся на борту 26 подводников провели на глубине в изолированных отсеках более двух суток — для их спасения ВМФ организовал уникальную операцию. Спустя 40 лет после аварии старпом С-178 Сергей Кубынин, руководивший героическими действиями моряков на затонувшей субмарине, в рамках проекта RT «Незабытые истории» подробно рассказал об обстоятельствах некогда засекреченной трагедии.
— Сергей Михайлович, расскажите об обстоятельствах, которые предшествовали катастрофе с C-178.
— Наша подлодка 19 октября 1981 года получила задание вместе с ещё одной лодкой, С-179, выйти в район, расположенный неподалёку от базы. Задача была простой: мы, как обеспечивающая лодка, были рядом, когда С-179 отрабатывала глубоководное погружение. У них на борту был командир бригады Василий Сергиенко, у нас — начальник штаба бригады Владимир Каравеков. После отработки задачи направились во Владивосток — на базу. По пути получили радиограмму: зайти в определённый район и погрузиться, чтобы специальное судно замерило нашу шумность. Утром 21 октября мы прибыли в этот район напротив бухты Джигит. Погрузились и весь день до вечера были на глубине. Закончили работу около 18:00. Аккумуляторная батарея к тому времени полностью разрядилась. Мы всплыли и взяли курс на базу.
— Что происходило на борту перед столкновением?
— Только закончился ужин. Ряд членов экипажа во главе с капитаном вышли на мостик проветриться, покурить. Абсолютно нормальная практика, тем более что вскоре у нас должна была быть объявлена боевая тревога — так положено делать при заходе на базу.
— Неужели стоящие на мостике во главе с капитаном не заметили огромное судно-рефрижератор заранее?
— Рефрижератор шёл без включённых огней в абсолютной темноте вдоль берега острова Русский. Очертания самого острова просматривались, но на его фоне в тех условиях заранее увидеть корабль без единого огонька было невозможно. При этом визуальное наблюдение на нашей лодке было организовано как положено. И в целом все действия капитана Маранго перед аварией посекундно я бы и сам сейчас полностью повторил.
— Почему огромный теплоход «Рефрижератор-13» шёл в полной темноте?
— Их старпом Курдюков отмечал вместе с командой свой день рождения, и к вечеру моряки уже были под градусом. Возможно, ходовые огни они вырубили специально, чтобы их посты не засекли, а возможно, что по пьянке просто забыли включить. Они ведь даже при выходе в море кают-компанию зашторили, чтобы снаружи не было видно, что у них там происходит. Когда они запросили разрешение на выход в море, им его дали, но это было сделано ошибочно.
— Потому что нам уже наши диспетчеры дали добро на вход на главную базу Тихоокеанского флота. Если подлодка заходит туда, то весь рейд перекрывается, понятно, что у нас приоритет. А гражданские диспетчеры этого не сделали и разрешили судну идти на выход, и затем оно уже зашло на полигон боевой подготовки, где мы находились.
— Как такое могло произойти?
— Они на следствие пытались влиять, даже журналы подтирали свои. Но в итоге всё же дали интересные показания, что, мол, а у нас всегда так было: если лодка заходит, а кто-то идёт на выход, мы их и не трогали — пусть уже выходят. У меня волосы дыбом встали, когда я это узнал. А почему Валерий Маранго в итоге за них должен отвечать, раз они всю эту аварию ещё на берегу породили?
— Возвращаясь к моменту столкновения: получается, что «Рефрижератор-13» заметили в последний момент, когда избежать столкновения уже было нельзя?
— Первым какой-то тёмный силуэт на фоне острова увидел Маранго. Тут же последовала его команда осветить судно прожектором, чтобы понять, стоит оно или движется, в какую сторону идёт. Увидев большой корабль, он сразу дал команду «право на борт!», что и нужно было делать (нас учили так поступать в подобных ситуациях). На следствии эксперты говорили, что надо было давать «лево на борт!» и был шанс разойтись, но там ситуацию оценивали капитаны сейнеров, которые ничего не знают о подводных лодках.
Я уверен, что если бы сделал так, как они говорят, то в этом случае мы бы с вами сейчас не разговаривали: рефрижератор врезался бы в переднюю часть лодки, а у нас только в первом отсеке было восемь боевых торпед. И что бы от них тогда осталось?
Я думаю, что если бы судно заметили секунд на десять пораньше, то появился бы шанс избежать столкновения. Может быть, по самой кромке хвоста они прошлись бы. Но расстояние примерно в 350 м, которое на тот момент было между нами, оказалось слишком маленьким для манёвра. У нас длина 80 м, у них — около 100 м, плюс суммарная скорость порядка 40 км⁄ч. Поэтому полностью избежать последствий было уже нельзя, но Маранго сделал максимум, чтобы их снизить.
— Что происходило на С-178 в первые секунды после столкновения?
— В корпусе образовалась пробоина площадью около 10—12 м². Удар пришёлся на шестой отсек. Лодка погрузилась на глубину 34 м и легла на дно.
— Что произошло с теми, кто в момент удара стоял наверху?
— Из 12 человек, стоявших на мостике, в воду упали восемь, все офицеры. Ещё трое погибли. Рулевой-сигнальщик от удара головой об антенну погиб на месте. Торпедиста Медведева от удара сильно переломало, и потом, когда лодку подняли, его тело нашли в ограждении боевой рубки. Командира отделения торпедных электриков, который был вместе с Медведевым на перекуре, нашли недалеко от него. Единственным, кто не упал в море и выжил, был механик Валерий Зыбин — он в момент столкновения стоял вместе со всеми, но широко расставив ноги, прямо над открытым рубочным люком. От удара он вместе с потоками воды рухнул мне прямо под ноги на центральный пост.
— Тем, кто упал в воду, удалось спастись?
— Да, всем, кроме одного. Когда на рефрижераторе сообразили что натворили, то стали беспорядочно бросать круги, жилеты, потом начали спускать судовой бот с людьми, но двигатель у него не завёлся. В итоге подняли на борт всех, за исключением старлея Алексея Соколова. Он выловил спасательный жилет, но уступил его доктору, с которым дружил. И там получилась драматичная ситуация. На Соколове была тяжёлая меховая куртка. Когда он на глазах у доктора внезапно стал тонуть, врач подумал, что именно она тянет его вниз, и попытался её снять. Видимо, это была ошибка: в куртке оставался воздух, поэтому она как-то могла ещё его держать на воде, а когда врач её расстегнул, Соколов у него на глазах камнем ушёл под воду. Его тело так и не нашли.
— Была вероятность у С-178 с такой пробоиной остаться на плаву?
— Не было. По одной простой причине: теоретически (подводники об этом знают) остаться на плаву лодка может с одним полностью затопленным отсеком. У нас тогда сразу затопило пятый и шестой отсеки. В такой ситуации лодка даже чисто конструктивно уйдёт под воду. В тот момент, как я уже говорил, были разряжены аккумуляторные батареи и работали дизели. Для хорошего притока воздуха к ним переборки между третьим, четвёртым и пятым отсеком были открыты — так положено по инструкции. Поэтому через минуту-полторы после удара четвёртый отсек тоже заполнился водой. Ребята, которые там были, сразу загерметизировали дверь в третий отсек со своей стороны — я это видел своими глазами. Они все до одного погибали героически, и если бы им не удалось это сделать, то я бы с вами сегодня не говорил.
— Сколько моряков погибло в первые минуты аварии?
— Помимо трёх наверху, в четвёртом, пятом и шестом отсеках в общей сложности погибли 18 человек. Ещё четверо ребят оказались заблокированы в самом дальнем, седьмом отсеке, они несколько часов боролись за жизнь, даже по внутрисудовой связи общались с первым отсеком. Но выбраться в итоге не смогли.
— Шансов на спасение не было?
— Вопрос спорный. Туда через переборчатую дверь с затопленным шестым отсеком поступала вода, и где-то через час-полтора весь их отсек тоже полностью затопило. Когда потом достали тела, оказалось, что трое из ребят были одеты в гидрокостюмы ИСП-60 и подключены к дыхательным аппаратам ИДА-59. Один был из другого отсека и, видимо, в условиях темноты, крена, незнакомой обстановки и поступающей воды просто не успел или не смог всё это надеть. Ребята до последнего пытались открыть люк, через который можно было выбраться, но не смогли это сделать. Скорее всего, его заклинило после сильного удара или перепада давления. Когда я добрался до первого отсека, связи с ними уже не было. Как мне рассказали, в самом конце они предупредили, что сейчас связь прекратится, попрощались — и всё…
Тем, кто со мной был в центральном, третьем отсеке, повезло больше. У нас появились варианты бороться за живучесть первых трёх отсеков, что мы и сделали.
— Что вы делали в момент столкновения, где находились?
— Я как раз поужинал, находился в кают-компании во втором отсеке. В момент удара стоявшая неподалёку пишущая машинка полетела в мою сторону и просвистела буквально по волосам. В первые секунды после удара надо было попасть на центральный пост. А там уже свалившийся сверху Зыбин рассказал, что произошло столкновение с каким-то кораблём, который шёл без огней.
— Как быстро лодка оказалась на дне?
— Максимум секунд 40. Корма сразу провалилась, а нос высоко задрался. Это рассказывали потом те, кого выбросило в воду. Соколов тогда крикнул, что надо лодку спасать, и поплыл к поднятому носу, а она прямо перед ним целиком погрузилась в воду. Но глубина небольшая — 34 м, и легли на грунт достаточно плавно, с дифферентом на корму на 7 градусов и с креном на правый борт на 32 градуса.
Первое чувство в тот момент — кранты. Но это ощущение, что всё очень плохо, быстро прошло, потому что надо было включаться в работу.
— Центральный пост находится в третьем отсеке. В каких условиях вы там казались, сколько в тот момент было рядом моряков?
— Нас было восемь. Долго оставаться было нельзя, потому что вода уже подступала к двери во второй отсек — через некоторое время мы бы уже туда просто не попали. И хотя мы давали противодавление, остановить поступление воды через многочисленные пробоины не получалось. Из-за крена мы в тот момент фактически висели на руках, передвигались по отсеку в темноте, хватаясь за различные клапаны, трубки.
— Почему сразу не перешли во второй отсек?
— Дело в том, что там начался пожар — загорелся батарейный автомат №1, ребята боролись с огнём. Мы ждали исхода. К счастью, огонь погасили, после чего мы сравняли давление в отсеках и, прихватив дыхательные аппараты, перешли во второй.
— Как там складывалась обстановка?
— После пожара там возникло сильное задымление. Мы могли в таких условиях находиться и дышать самостоятельно минут десять, может, даже меньше. ИДА-59 расходовать было нельзя — они нам были необходимы для выхода на поверхность. Надо было обязательно добраться с ними до первого отсека.
Но тут возникла неожиданная проблема. Ребята из первого отсека поначалу не хотели нас к себе пускать, и вот за эти десять минут, что у нас есть, нам надо было как-то убедить их, чтобы уже всем вместе продолжать борьбу за живучесть и попытаться покинуть лодку.
— Подождите, как это они не хотели пускать вас?
— Они, в принципе, сделали всё по инструкции, закрывшись от второго отсека, где был пожар. Ребята боялись неизвестности, не знали, чего ожидать, и поначалу не открывали нам. И вот нас 15 человек в дыму, Владимир Каравеков был уже в полубессознательном состоянии, у него прихватило сердце, командовать он не мог, поэтому переговоры с ними, стоя у переборки, вёл я. Проблема была в том, что старшего в первом отсеке не было и все 11 человек, которые там находились, были равны. В этом безвластье и была причина заминки.
— Как так вышло, что они остались без командира?
— Им был утонувший Алексей Соколов. Был бы он там, конечно, такого не было бы.
— Что стало решающим аргументом в пользу того, чтобы вам открыли?
— Необходимость. Они ранее выпустили наверх аварийно-спасательный буй, чтобы лодку могли обнаружить. Но надо же было ещё и связь установить с кем-то через аварийно-спасательное устройство, которое вмонтировано в этот буй. Там есть кабель и гарнитура в виде телефонной трубки. Такая же трубка есть и на подводной лодке. Здесь всё подсоединяется, там взяли трубку — есть контакт. Так вот, наша гарнитура была как раз во втором отсеке — без нас, получается, они бы не смогли связаться со спасателями. Они быстро сообразили, что без нас они просто ничего не смогут.
Был ещё момент. Их там было 11 человек, а дыхательных аппаратов всего пять. Как они поделят без старшего эти пять аппаратов? Пять на 11 не делится. Но я думаю, что они бы в любом случае открыли. Ребята там были нормальные, грамотные, просто кто-то духом пал.
— Вас пустили, вы приняли командование. Какая обстановка сложилась в первом отсеке?
— Шло время, постепенно падала температура, стало очень холодно. При этом те, кто вместе со мной пришёл с центрального поста, были в мокрой одежде, у некоторых пошло переохлаждение. И на вторые сутки у кого-то стала проявляться пневмония. Народ, конечно, поник. Снаружи от спасателей никаких телодвижений. Чтобы как-то поднять настроение, решил согреть ребят, налить граммов по 30 спирта (было у меня припасено в каюте).
— Эффекта большого не было, чуть повеселели, но ненадолго. Тем более оказалось, что припасённый спирт уже сильно разбавлен — градусов 35. Видимо, дембеля хулиганили: выпили часть и долили воды.
— А что насчёт связи со спасателями? Её удалось наладить?
— Да, со спасательным судном «Машук», которое подошло первым. Докладывал обстановку командующему спасательной операцией начальнику штаба ТОФ вице-адмиралу Рудольфу Голосову. Проблема была в том, что нас было 26 человек, а спасательных комплектов ИСП-60 было всего 16.
Я предлагал, чтобы сначала всплывали 16 человек, а я с остальными дождусь дополнительных комплектов, которые передадут водолазы «Машука». Но командование решило, что будет лучше, чтобы нам на помощь пришла специальная спасательная подводная лодка БС-486 проекта 940 «Ленок». Таких спасательных подлодок в мире больше не было и нет.
— Мы должны были покидать лодку через один из торпедных аппаратов, в котором не было торпеды. «Ленок» должна была лечь на дно рядом с нами, водолазы оттуда через тот же торпедный аппарат доставят нам недостающие ИСП-60. Выходить из отсека должны были по трое, водолазы должны были нас встретить и помочь перебраться на «Ленок», где была большая барокамера для декомпрессии. Вроде обговорили, но появилась новая проблема.
— Спасательный буй сорвало к утру, связь с «Машуком» прервалась. Мы сидим ждём этот «Ленок», а его всё нет и нет. Так сутки прошли. А дышать тем загазованным воздухом, что был в отсеке, тяжело. Плюс холод, а главное, полная неизвестность, которая, конечно, сильно давила морально на ребят.
Тут я вспомнил, что у меня же есть корабельная печать, а в каюте была коробка со знаками отличия. А старшины и матросы к таким вещам подходят трепетно — когда потом едут на дембель, надевают всё, что заслужили. Ну и говорю ребятам: «У кого военные билеты с собой, давайте подходите». Ну и начал им туда шлёпать: специалист I класса, мастер военного дела, отличник ВМФ, кому-то даже звание присвоил.
— А полномочия на всё это у вас действительно были?
— Нет, даже знаки отличия утверждаются приказом командира бригады. Но самое интересное, что то, что я написал пером, топором уже никто не вырубил — все присвоенные знаки отличия и даже звания ребятам в итоге оставили.
— Но неизвестность, в которой вы пребывали, никуда не делась.
— Да. Я решил отправить наверх двух связных, командира БЧ-4 Сергея Иванова и трюмного Александра Мальцева, чтобы они доложили нашу ситуацию. Всплыть им помог буй-вьюшка: при всплытии он тянет за собой трос, за который можно держаться. Ребят встретили, доставили на борт, правда, непонятно почему, но никто их ни о чём особо не расспрашивал. Там уже слетелось большое начальство, куча адмиралов, которым, вероятно, было виднее, что и как, чем нам.
А мы ведь тоже по-разному держались. Вслед за связными я решил отправить на поверхность ещё троих самых обессиливших и поникших ребят, но, к сожалению, их потеряли.
— Они всплыли, их заметили с кораблей вокруг, но поднять на борт не успели. Море было неспокойное, и все трое в итоге утонули, их тела так и не нашли.
— Так в чём же была заминка с началом операции?
— Срочно брошенный на помощь «Ленок» был абсолютно не готов к этой операции.
Из-за неисправности оборудования они очень долго не могли нас найти. В итоге вместо нескольких часов спасательную операцию они смогли начать только через 40.
— Эвакуация проходила по намеченному плану?
— Нет. Сначала водолазы передали через торпедный аппарат недостающие ИСП-60. Мы уже приготовились выходить тройками, отсек был частично заполнен водой, потому что выход из лодки предполагался методом затопления отсека. Я хотел отправить пораньше Каравекова, сформировали тройку, его поставил последним, но, к сожалению, уже в самом торпедном аппарате его сердце остановилось.
А когда мы все уже готовились начать выход с лодки, Федя Шарыпов, шедший впереди, вдруг неожиданно вернулся в отсек и заявил, что нас замуровали.
— Водолазы с «Ленка» решили зачем-то передать нам ещё мешки с консервами, хотя я передавал, что ничего другого нам не надо. Они застряли и заблокировали выход из торпедного аппарата. Когда Шарыпов аварийным голосом объявил нам, что там закладка и выбраться не получится, в этот момент от нервного напряжения умер Пётр Киреев, который, видимо, из последних сил уже держался. Признаться, тогда снова в голове промелькнула мысль: всё, теперь без вариантов.
— Как вы поступили в той роковой ситуации?
— Отправил разблокировать выход свою правую руку — Валеру Зыбина. Выбор пал на самого проверенного. Хотя до этого у меня уже была команда от Голосова, что Зыбин должен был покинуть лодку предпоследним, передо мной. Пришлось пренебречь этим указанием. Договорились, что он попытается мешок этот затащить внутрь или вытолкнуть наружу. Если всё получится, он три раза нам постучит: это означает, что торпедный аппарат свободен и он вышел. В самый последний момент Валера попросил меня в случае чего позаботиться о его сыновьях. Я, в свою очередь, ему ответил, мол, что ты-то выйдешь и всё нормально будет, так что и о моей семье не забудь. Вот такой разговор состоялся. И он пошёл.
— Ему удалось разблокировать проход?
— Когда я потом в госпитале лежал, он мне рассказал, как это сделал.
Он упёрся в этот мешок головой. По-другому ведь никак — выходное отверстие диаметром всего 53 см, плюс он же ещё и в водолазном снаряжении, с баллонами воздуха, руками в таких условиях можно только помогать себе двигаться вперёд-назад. В конце концов он всё-таки смог вытолкнуть этот мешок головой, ещё и не повредив свой дыхательный аппарат. Он совершил чудо. Вскоре мы услышали три удара. Тогда уже понял, что мы спасены.
— Как я понимаю, на выходе из лодки всё тоже пошло не по плану.
— Первую шестёрку, в которой был и Зыбин, встретили водолазы на выходе из торпедного аппарата и проводили на «Ленок» в барокамеру. Но пока они ходили туда-сюда, вышли остальные ребята. Их уже никто не встречал. Направляющий трос, который водолазы протянули между своей и нашей лодкой, был закреплён не очень удачно, люди выходили из другого торпедного аппарата, значительно выше, и при выходе с лодки в темноте, естественно, его не находили. Что им оставалось делать в такой ситуации? Всплывать. И ничего, живы остались почти все.
Я перед выходом всех инструктировал: на выходе будут водолазы, если их не будет, то будет трос, если не найдёте ничего, сокращайте глубину всплытия — поднимайтесь на рубку, перископ и всплывайте.
— То есть ждать водолазов смысла не было?
— А как понять, когда они снова появятся? Потом ещё надо было добраться до их лодки, а воздуха в аппаратах у нас было на 20 минут интенсивной работы. Ждать — это был не наш вариант.
— Вы покинули корабль последним?
— Да. При выходе из торпедного аппарата я не обнаружил ни водолазов, ни направляющий трос. Как выяснилось потом, даже сам «Ленок» к тому времени уже всплыл: им дали команду, что ждать уже больше никого не надо и живых на лодке больше нет.
Надо было всплывать самому. Как и задумал ранее, решил сократить глубину и добраться сначала до рубки, а затем до перископа. А гидрокомбинезон мне достался без свинцовых утяжеляющих стелек. Забыли положить, поэтому перемещался на руках, верх ногами, но, когда я ещё даже до головки перископа не добрался, кислород в обоих баллонах закончился.
— Почему? Вы же только выбрались из лодки!
— Как оказалось, в переданных с «Ленка» комплектах заряд кислорода был на уровне 50—70%. Ну вот так, без сознания, и всплыл. Очнулся я только спустя много часов в барокамере на судне «Жигули». Ребята, которые вышли до меня, потом мне рассказали, как они всплывали самостоятельно, в сознании. Их на ялик из воды поднимали и спрашивали, где старпом. Наши отвечали: «Ждите, он сейчас должен появиться». Ну и когда вылетел наверх, меня сразу багром зацепили особисты.
— А их в первую очередь интересовал вахтенный журнал, куда я, как и положено, до самого выхода из лодки подробно записывал всё, что происходило на борту. Один из них достал ножик, разрезал костюм, и они сразу вытащили его из кителя. Также взяли корабельную печать. Только потом уже разрешили врачам подойти. С тех пор я тот журнал больше не видел.
— Получается, что, за исключением Киреева и Каравекова, остальные всплыли успешно?
— Нет, при всплытии бесследно исчез матрос Леньшин. Он выходил вместе со всеми, когда шли друг за другом через торпедный аппарат, примерно в середине, но его так и не нашли. Я могу лишь предполагать: или при выходе мог зацепить снаряжение и повредить свой ИДА, или банально сверху его спасатели не заметили — время-то уже было ночное, где-то 22:00. Все корабли и вертолёты уже работали с включёнными прожекторами, освещали, но это, конечно, не сравнить с дневным светом.
В итоге из 59 человек, находившихся на борту С-178, выжить удалось лишь 27, включая тех, кого выбросило за борт после столкновения.
— Использование «Ленка» было ошибкой?
— Да. Она стоила жизни шести морякам, погибшим во время спасательной операции. Я знаю, что адмирал Горшков несколько раз хотел отказаться от этого способа с «Ленком», но его убедили, говорили, что вот сейчас «Ленок» начнёт работать. А они так работали, что первые дыхательные аппараты нам передали, когда прошло полтора дня. Из трёх врачей по штату у «Ленка» на борту был один, не хватало водолазов, чтобы бесперебойно сопровождать переход моряков на их подлодку, много там всего было, чего быть не должно. Если бы приняли мой план выходить самостоятельно в два этапа, то, я думаю, через 10—12 часов мы бы все были уже на поверхности. В итоге большинство ребят всё равно всплыли самостоятельно и остались живы.
Во второй части интервью, которая выйдет 28 декабря, Сергей Кубынин расскажет о судебном процессе над командиром подлодки, который стоил карьеры и ему самому, о дальнейших этапах своего жизненного пути, увековечивании памяти погибших членов экипажа, закрытых архивах, неожиданном противостоянии с некоторыми ветеранами-подводниками, возникшем в последние годы, и роли в истории С-178 погибшего главы МЧС Евгения Зиничева.
