НИКОЛЬСКИЙ ПОГОСТ

Новосибирское плато на изгибе величайшей из рек мира – очень древнее место. Археологи здесь находят поселения во все эпохи человеческой истории, потому что тут всегда был великий переход Запад-Восток. На тысячи километров на юг и на север величайшая из рек Евразии разрезала континент как каравай на две половинки, позволяя им соединяться только на период зимнего ледостава. Все остальное время единственным местом, где восточный и западный берега Оби оставались доступными друг другу, было обширное мелководье, притягивавшее к себе все живое. Здесь с незапамятных времен брели нескончаемые потоки мамонтов и шерстистых носорогов, туров и оленей, а позднее – войска завоевателей, колонны рабов, караваны торговцев.

Надо ли говорить, что за обладание великим переходом шла непрерывная борьба, в которой, конечно, побеждал сильнейший? Мы не знаем все перипетии этой борьбы, но в тот момент, когда люди московского царя впервые увидели это место, хозяевами здесь были теленгуты (теленгеты) – так себя называл таинственный народ, сошедший с исторической арены задолго до начала его изучения учеными.

Теленгутия (самоназвание страны не сохранилось, а в записках воевод она значилась как «телеутская землица») в те времена охватывала территорию современного Алтайского края и примыкающих к нему Кемеровской и Новосибирской областей. О могуществе этого государства говорит хотя бы тот факт, что русское освоение Сибири шло методом обтекания его границ, а в 1609 году между московским царем Василием Шуйским и теленгетским каганом («кааном») Обаком Конаевым был заключен межгосударственный военно-политический договор. Ни «до», ни «после» Московское государство ни с кем в Сибири не устанавливало дипломатических отношений. Этот договор, хоть и часто прерывавшийся, на целое столетие определили новое назначение великого перехода через Обь, который стал чем-то вроде ворот в Теленгутию. Потому что на противоположной стороне Оби, фактически, начиналась Томская волость Московского государства.

Впрочем, в этом месте строгой границы не было, так как теленгуты сохраняли полный контроль за переправой. Сюда все так же стекались пути-дороги, которые соединяли многочисленные деревянные города, разбросанные по всей Западной Сибири. Но скоро транспортный поток стал иссякать – уже к концу XVII века стало ясно, что экономическое могущество старых сибирских городов подорвано тяжким налоговым бременем, которое наложила на свои азиатские территории Москва. По официальным данным Посольского приказа в Среднем и Нижнем Приобье под гнетом кремлевского ясака находилось 94 города. Лишь Верхнее Приобье оставалось свободным, так как это была территория суверенного государства. Именно по этой причине у московских дьяков сведений о городах Теленгутии не было – сегодня мы имеем только баснословные писания средневековых арабских и персидских географов, которые приводят данные об этих центрах, иногда поражающие воображение. Например, в одной из таких древнесибирских столиц, по данным путешественников, только проституток насчитывалось 25 тысяч. Для сравнения: в четырехмиллионном Лондоне, согласно переписи 1878 года, их было зафиксировано 24 тысячи.

Надо полагать, ко времени прихода русских в Сибирь эти мегаполисы уже исчезли, оставив после себя лишь слабое подобие. А может, мы слишком некорректно подходим к «деревянным цивилизациям», позволяя себе судить о них, как о «каменных»? Ведь судьба бревенчатых строений не похожа на судьбу пирамид. Во времена Второй Мировой войны на территории США были построено несколько деревянных ангаров для боевых дирижаблей, которые были признаны самыми крупными деревянными сооружениями, которые когда-либо создавал человек. Так вот сегодня сами американцы не могут найти следы этих циклопических сооружений, не могут установить место, где они находились. А ведь прошло всего-то полвека! Что говорить о деревянных мегаполдисах Зауралья, описанных три-четыре столетия назад?

И все же один из городов загадочной Теленгутии не пропал для истории – это была крепость, контролировавшая великую переправу через Обь. Она стояла на самом высоком месте современного новосибирского правобережья, на высоком берегу ныне замытой реки Каменки (сегодня там находится станция метро «Октябрьская»).

В 1697 году этот укрепленный город у переправы все так же контролировал округу, возвышаясь над местностью как гнездо хищной птицы, когда на противоположной стороне брода появилось несколько русских изб. Они вытянулись в одну улицу вдоль берега, ознаменовав своим появлением новую эпоху в истории Верхнего Прибья. В тот год новый телеутский «каан» (между прочим, титул наследников Чингисхана) давал прием по случаю своего восшествия на престол, и на этом торжестве присутствовала московская делегация. Здесь царевы дипломаты и могли получить разрешение на строительство прямо у пограничной переправы постоялого двора. Вероятно, для «дальнейшего» развития дружбы и добрососедства. Так или иначе, но факт остается фактом: стольник и воевода томский Василий Андреевич Ржевский призвал к себе человека для особых поручений Федора Креницына и дал ему задание.

До наступления холодов постоялый двор в комплексе с торговым лабазом и часовенкой на левом берегу Оби уже будоражил воображение обитателей крепости на противоположном берегу. Погост с молебном торжественно нарекли Николаевским в честь святого, который официально считался небесным покровителем сибирского казачества.

Вероятно, это название не было случайностью, потому что погост стал первым невоенным сооружением московитов на Оби, и его обитатели должны были считаться смертниками. Ведь столетняя история соседства Москвы и Каганата, не смотря на дипломатические отношения, полна вспышек насилия (например, Томский острог подвергался осаде, в среднем, каждые десять лет), но как показали события, на беззащитную деревеньку под носом у теленгутов никто не собирался покушаться. Надо полагать, это была нейтральная зона, где представители сопредельных государств могли встречаться, не боясь подвоха. Дело в том, что на дворе стоял конец 17 века – начало царствования Петра Первого, который требовал от своих сибирских воевод активности. Те оказались в двусмысленное положение: с одной стороны надо было выполнять царскую волю, а с другой – надо было сохранить лицо. Ведь русско-теленгутское Пограничье существовало значительно дольше, чем например, СССР, и за это время не могли не сложиться, устояться отношения между пограничными казаками и теленгутами. Особенно, если иметь в виду русскоязычность и европеоидность последжних (теленгуты, как известно, были белокожими и прямоносыми, за что их и прозвали «белыми колмаками»). Вероятно, одним из способов преодоления затруднительного положения стал Никольский погост, где теленгутские тайши и казацкая старшина могли встречаться в неофициальной обстановке, чтобы разрулить сложные вопросы. Во всяком случае, странно было бы организовывать приграничную торговлю в ситуации, которая, как мы знаем, в итоге завершилась организованным исходом хозяев Теленгутии? Ведь через полтора десятка лет теленгуты, со всем скарбом, переедут в Джунгарию (ныне Восточная Монголия) на постоянное место жительства. Почему лучшие воины своего времени (а теленгуты, похоже, поклонялись Марсу и были носителями того самого древнего воинситкого искусства, о котором любит рассказывать китайский кинематорграф) вот так за здорово живешь оставили могилы своих предков? Ответа на этот вопрос уже никто не даст. Есть сведения, что упомянутый Федор Креницын-Кривощек в самый разгар теленгутского исхода (в 1712 году) занимался возведением очередного русского поселения непосредственно в сердце заповедной Теленгутии – вроде бы неподалеку от современного Барнаула. Очевидно, основатель Никольского погоста действовал, располагая точной оперативной информацией о том, что хозяева уехали. И уехали навсегда. Понятно, что получить эту информацию он мог только от самих теленгутов. Может, в этом и заключаласьполитическая роль Никольского погоста?

Кстати, алтайское поселение получило название Кривощековское, что наводит на мысль о возможности переноса этого названия на Никольский погост. В 18 веке смена географических названий была в порядке вещей. Например, название алтайской Колывани перекочевало сначала на Бердский, а потом на Чаусский острог, который под этим именем благополочно дожил до наших дней. Вот и Никольский погост, когда утратил свое политическое значение, стал фигурировать как Кривощековская деревня, что навсегда связало его с таинственной фигурой «томского служилого человека», прозванного Кривощеком.

Федор ГРИГОРЬЕВ

http://www.n-vpered.ru

Как бы это не удивительно звучало, но Г.Ф.Миллер, первый официальный историограф Империи, во время экспедиции по Сибири в 1734 году отметил Большое Кривощековское село, при этом указав его второе название: «Никольский погост». Погостами в те времена назывались не кладбища, а своего рода «торгово-молебные» комплексы – постоялые дворы при православной часовенке и товарном лабазе. Подобные сооружения строились, как правило, у большой дороги, коей был в то время Гусинский тракт, пересекавший Обь в том месте, где позднее будут построен тот самый железнодорожный мост, с которого принято исчислять историю Новосибироска. Ко временам Миллера (правление Анны Иоанновны) Никольский погост уже был поглощен разросшимся селом (известно, что к концу XVIII века Кривощековское представляло собой слободу, в которой было 636 дворов), но его имя по старинке использовалось наряду с официальным названием села. Потом оно было забыто окончательно, но сам факт существования Николаевского погоста как предтечи Ново-Николаевского поселка позволяет по-новому взглянуть на историю этих мест.